* * * Через стакан было слышно еще хуже, чем через тыкву. До моего уха доносились лишь обрывки фраз… Кажется, говорил Ас-первый: - …созвездие Льва … полетим втроем …. Надо сопроводить и распределить по семьям… список семей… Тут послышался шорох бумаг и жуткие помехи – так, что стакан затрясся в моей руке, будто его бил озноб. Я перевернула свое подслушивающее устройство обратной стороной к стене и проорала, что было сил: - Не очень-то и надо! Подумаешь! В расстроенных чувствах пришлось завалиться в кровать, и когда приоткрылась дверь, прикинуться спящей. Кто-то из братьев подошел к моей постели. Я на всякий случай причмокнула губами (пусть видит, как сладко я сплю!) и, промычав что-то нечленораздельное, перевернулась на другой бок. Брат погасил светильник и тихо вышел из комнаты. Мысли в голове кувыркались и прыгали, как клоуны на батуте. Я попыталась собрать воедино расслышанные обрывки фраз. «Я говорил о том, что их отправляют на Землю, когда придет время Созвездия Льва. О том, что звездочек там распределяют по семьям, я знала еще с детского садика. Выходит, мои братья полетят на Землю, чтобы сопроводить выпускников школы Я!». Жаль, что предмет логики у нас еще не начался, наверняка по нему я бы получала одни яблоки! Довольная собой, как Наполеон под Бородино, я наконец-то и вправду заснула. * * * Утром, едва открыв глаза и отметив, что сегодня пасмурно и скоро, видимо, начнется энергетический буран, я решила на всех обидеться. На Я – за то, что хохотал, когда я болталась на форточке, на Ку-Ку – за бананы, на Зю – за то, что она такая вредина, на «Ротшильда» - за то, что так долго не отключал свои глазёнки-сигнализации, на братьев… Пожалуй, у меня не хватит пальцев на руках и ногах перечислять, за что я имею полное звёздное право обидеться на них … Обижаться тоже надо уметь. И почему-то мне кажется, что в этом деле я просто мастер. Для начала надо надуться, как мышь на крупу. Я подошла к зеркалу, надула щёки и опустила вниз уголки губ. Посмотрела на себя в фас, в профиль… Вроде убедительно. Так: теперь главное, чтобы не выдали косички. Во время обиды они должны висеть плетьми и не прыгать почем зря. Я открыла комод, достала оттуда клей «Момент» и приклеила волосы к ушам. Трудно, конечно, потом отдирать будет, зато надежно. Ну, и самое главное: надо объявить голодовку. Вот с этим – сложнее всего. Потому что наесться следует заранее, ведь я не знаю, когда именно закончу обижаться! А значит, не знаю, сколько еды спрятать под подушкой. К тому же надо, чтобы она была сытная, небольшого размера, ее бы хватило надолго и главное – чтобы исчезновение продуктов не заметили братья, а то вмиг догадаются, что я симулирую… В комнату вошел Бырр, все еще с перемотанной головой, и подозрительно глядя на меня, произнес недовольно то ли «мырр», то ли «фырр»… - Что случилось? – спросила я кота. Но он ничего не ответил, прошел мимо меня с недовольной миной на мордочке и улегся посреди комнаты на спину, подняв вверх лапы. - Хм, меня этим не купишь! – отреагировала я на показательные выступления Бырра. – Тем более что я тоже сегодня решила обижаться, и придумала это первая. Так что извини, друг! Кот приоткрыл глаза, повел усами, еще немного полежал на спине, но потом все-таки поднялся и, что-то ворча себе под нос, поплелся к своей миске. Тут меня осенила гениальная идея! Я тихонечко выскользнула на кухню, схватила пакет «Кити-Кэта» и быстренько вернулась в свою комнату. Вот – то, что нужно! Пакет большой, так что надолго хватит, да и под матрасом легко спрятать. Я запихнула в рот горсть кошачьего корма и попыталась его разжевать. Сначала меня чуть не стошнило, но усилием воли я представила, что это мои любимые разноцветные леденцы «Монпансье» в железной коробочке. Дело пошло полегче. Бырр подозрительно посмотрел на меня и издал протяжное: «Маааёёёооо!» - Не жадничай, - ответила я коту. – Тебе еще купят, а у меня - Цель. Бырр уважительно кивнул, что означало: он согласен пожертвовать своей едой. Вот: даже коты понимают, что обижаться без Цели – бессмысленно. А она у меня была… Мне предстояло добиться того, чтобы братья рассказали ну хоть какую-нибудь малюсенькую тайну про «Семейные знаки». Одну. А лучше – две. Или нет – даже три. И ради этого я была готова пережевывать «Кити-Кэт» под видом «Монпансье» столько, сколько нужно. Главное, чтобы клей «Момент» не подвел… * В коридоре послышались шаги. Я шустренько запихнула пакет с кошачьим кормом под матрас, утрамбовала его подушкой, а сверху – своей головой, на которую для верности надвинула одеяло. Строить надутую физиономию в таком положении было неудобно, но я исхитрилась надуть щеки и опустить уголки губ, чтобы братья не застали меня врасплох. В комнату вошел Ас-первый. Я пошевелилась. - Ла, ты еще спишь? – шепотом спросил он. - Ууу, - прогудела я из-под одеяла. - Что? Голова болит? – спросил он уже в полный голос. - Ууу, - снова ответила я и села на кровати с тем выражением лица, которое репетировала перед зеркалом. - Горло? - Ыыыы, - ощерилась я, не забывая держать уголки губ опущенными вниз. Брат потрогал ладонью мой лоб: - Вроде бы температура нормальная… Тут в комнату заглянул Ас-второй: - Брат, ты не видел, где кошачий корм? Я вчера целый пакет купил, но в тумбочке его нет! Я состроила козью морду Бырру, уже было открывшему пасть, чтобы выдать меня. Кот мои угрозы понял правильно и сделал вид, что просто хотел зевнуть. - Да не до кошачьего корма сейчас! – отмахнулся Ас-первый. - Тут с Ла что-то странное. – Завывает, как шотландская волынка. Что будешь на завтрак? – обратился ко мне брат. - Ни-че-го! – отчеканила я, потому что мне ну никак не хотелось быть похожей на шотландскую волынку, и тут же надула щёки. - Совсем ничего? Даже яблоко? Я помотала головой (только бы не отклеились косички!), рухнула на подушку лицом к стене и затрясла плечами, как индийская танцовщица. «Надо бы еще выдавить из себя пару всхлипов», - подумала я, но почему-то снова взвыла: - Уууу! Ыыыы! - Ну что с тобой? – снова спросил Ас-первый. «Так, он уже вроде бы расстроился», - злорадно подумала я и взвыла еще раз – так, на всякий случай. Брат погладил меня по голове, но я быстро накинула одеяло (еще не хватало, чтобы он обнаружил приклеенные косички!). Решив, что хватит завывать, я пробубнила из-под одеяла: - Не хочу жить! Хочу снова стать звездной пылью! Надоели вы мне все! Как же вы мне все надоеееелииии! «Никто меня не понимает, рассудок мой изнемогает и молча гибнуть я должна!», - вспомнила я кстати понравившиеся мне строки из какой-то книги и постаралась произнести их как можно трагичнее. - Пушкина цитирует, посмотри-ка! – присвистнул Ас-второй. – Говорил же: рано ей давать «Евгения Онегина» читать! - Ничего не рано! – выскочила я из-под одеяла, как черт из табакерки. – Вот вечно вы мне все говорите: рано это, рано то! А я уже взрослая! И я много чего могу! И я… Я знаю, что возможно все! Только вы от меня это почему-то скрываете! Почему? – со злобным выражением лица я, прищурившись, уставилась прямо в глаза Асу-первому. - Кто тебе это сказал? – удивился он. - Неважно, - гордо ответила я, решив не выдавать Я. – И вообще: с этой минуты я объявляю голодовку. И еще…Еще я слова больше не скажу. Вот так! - Совсем ни одного? Мне показалось, что Ас-второй хихикнул. Меня затрясло уже по-настящему, только от злости, но я решила не поддаваться на провокации, перевернулась на живот и зажала зубами подушку. - А вот это уже действительно серьезно, - справедливо заметил Ас-первый и снова погладил меня по голове. – Ла, нам надо срочно улетать – мы же сегодня дежурим на Орбите… Но сейчас прилетят младшие братья, они посидят с тобой, ладно? Я все еще лежала, прикусив подушку, чтобы не издать ни звука, но сердце мое переполняла радость, ведь младших обвести вокруг пальца – пара пустяков!
|