* * * Глава I В вагоне электрички стояла неимоверная вонь. На запах застоявшегося перегара наслаивались свежие алкогольные испарения, дополнявшиеся табачным дымом, который изрыгали пять грязных мужиков, устроивших в тамбуре перекур, но забывших закрыть дверь в вагон. Смрад исходил и с соседней лавочки: на сиденьях, разложив сомнительного вида пирожки и расставив пластиковые стаканы и бутылку водки, комфортно пировали два субчика весьма престранного вида. Один был точно мужиком, о втором можно было предположительно сказать, что когда-то это, видимо, задумывалось Творцом как женщина. Заняв собой и своей «застольной» снедью все шесть мест купе, эта парочка и не собиралась обращать внимание на стоящих рядом людей. «С такими связываться – себе дороже», – думали они и продолжали стоять молча. Наконец одна измученного вида, очень грузная женщина с двумя плотно набитыми авоськами, решительно обратилась к пировавшим, потребовав освободить хотя бы одно место. Но тому, что должно было быть женщиной, тон, которым это было сказано, видимо, показался не слишком любезным: – Из принципа не уступлю. Сначала научись, как положено с людьми разговаривать! – Это ты-то человек? Посмотри на себя в зеркало, пропойца, – сорвалась на крик тетка. И пошло-поехало! Досталось и собутыльнику того, кто задумывался как женщина: – Да и дружок твой хорош! Понаехало тут всяких хачиков! Хотя, конечно, кто еще на тебя, страшилу, позарился бы, – не унималась толстуха. Тут возникла угроза применения физической силы, но «милый друг», видимо, уже привыкший к подобным оскорблениям в свой адрес, держал подругу за руку: – Не надо, Зюзя, – повторял он заплетающимся языком. – Не смей моего мужика обижать! У меня хоть и хачик, а у тебя небось и такого нет, – орало оно. – Смотрите: алкашиха сейчас тетке глотку за своего мужика перегрызет! Да, вот это любовь, – прокомментировала сцену молодая женщина, сидящая с Ритой по соседству. – Мне уже 36, всю жизнь ищу свою вторую половинку, но все как-то не складывается. А такие вот почему-то легко находят друг друга. Самое смешное: они ведь действительно счастливы! По своему. И уже совсем другим, громовым, голосом Ритина соседка гаркнула: – Ну ты, уродина, закрой пасть, а то сейчас встану, последние зубы тебе выбью! Рита решила не слушать все больше разгоравшийся скандал. Она переключилась и «ушла в себя»… * * * К своей боли она уже привыкла. Ей еще нет тридцати шести, хотя этот возраст не за горами. Она тоже, как и ее соседка по электричке, стремилась к тому, чтобы найти свою вторую половинку. Именно половинку. Попадались ей и хорошие, и богатые, и умные, и веселые. Некоторые даже совмещали в себе несколько достоинств. Но быть с мужчиной только ради того, чтобы не выпадать из общества, потому что «так принято» – это было не для нее. Сколько раз она пыталась остаться вроде бы с умным, вроде с бы хорошим, но каждый раз все это заканчивалось для нее гнетущей депрессией, и Рита говорила «прощай». Она ждала мужчину, в котором действительно почувствовала бы родную душу. Полтора года назад он, наконец, пришел в ее жизнь. Вернее, пришел он, наверное, раньше. Однажды у шефа на столе она увидела фотографию, сделанную на каком-то официальном мероприятии. Даже взгляда мельком было достаточно для того, чтобы ёкнуло сердце, и в сознании запульсировала мысль: «Он!» Рита даже не пыталась объяснить себе, почему она это решила. Он явно был лет на двадцать старше ее, нельзя сказать, что красив, хотя выглядел достаточно интересным мужчиной. Но не это было главным. Просто она смотрела на его лицо и чувствовала, что это – родной человек. – Кто это? – спросила она у шефа. – Один из наших иностранных партнеров, Франк Герт. С того дня прошло больше полугода, когда Риту отправили в командировку вместе с иностранными партнерами фирмы. В самолет она зашла одной их первых и потому не видела тех, кто входил позже. Только когда самолет взлетал, она случайно повернула голову налево. В кресле, наискосок от нее, сидел он. Солидный, респектабельный мужчина читал газету. Но вот он оторвался от чтения и поднял глаза. Спокойный до того взгляд вдруг сделался изумленным, как будто он увидел давнего знакомого, встретить которого не ожидал. Рита резко отвернулась. На душе стало жутко и муторно. И почему-то хотелось плакать… Уже при первой встрече Франк сам сказал ей, что чувствует, будто давным-давно знает ее. Легкость, исходящая от их отношений, витала вокруг всего, что их окружало. Вместе им было светло, радостно и спокойно. Но вот настало время первой разлуки, затем второй: он жил в другой стране, и хотя часто приезжал, для их отношений этого стало уже недостаточно. Тоска крадучись пробиралась в ее душу. На День рождения Франка им удалось встретиться в Петербурге. Вечер при свечах, нежная музыка, счастье и гармония прервались вдруг, как звон внезапно разбитого зеркала. Он сказал: «У нас нет будущего. Я слишком стар для тебя, через несколько лет я не буду тебе нужен. Наверное, нам не стоит мучить друг друга. Лучше расстаться сейчас, пока мы не зашли слишком далеко». Немота разлилась по всему ее телу, и лишь где-то вдалеке навязчиво свербила мысль, высказанная как-то ее близкой подругой. “Когда начинается выяснение отношений, любовь заканчивается”. – Мы уже зашли слишком далеко, – как будто в полусне выдохнула она. На следующий вечер ей надо было возвращаться в Москву. Пообещав встретиться с ним за несколько часов до поезда, Рита, садясь в такси, уже знала, что завтра она не придет. Ощущения реальности не было. Казалось, что она видит все происходящее будто с киноэкрана: вот, сейчас пойдут титры, включат свет и закончится этот кошмар. В час, когда Рита должна была увидеться с Франком, ей стоило невероятных усилий не броситься к месту встречи. Боль полосовала всю ее душу острым ножом. Но она терпела. «Когда-нибудь это пройдет», – успокаивала она себя. Тупо глядя в одну точку, как сомнамбула, она добралась до вокзала. До отхода поезда оставалось полчаса, пятнадцать минут, пять минут… А Рита все стояла под электронной табличной с номером поезда и никак не могла заставить себя сдвинуться с места. Он знал, когда она уезжает, и она чувствовала, что он где-то рядом. Только бы он подошел, только бы подошел!.. Поезд уже тронулся, и Рита едва успела запрыгнуть в последний вагон… С тех пор прошел год. Год слез, депрессии и полного отсутствия чувства реальности происходящего вокруг и внутри нее кошмара. Нет, совсем они расстаться так и не смогли. Были письма по электронной почте, были звонки, были встречи. Правда, они становились все реже, а боль – все острее. Но главное – уже не было того изумительного чувства гармонии. Призрак петербургского кошмара, результатом которого стали сердечный приступ у Франка и тяжелейшая депрессия у Риты, стоял между ними. Действительно, так дальше продолжаться не могло. Надо было что-то окончательно решать. Но вчера он снова повторил слова, сказанные больше года назад в Петербурге. И вот сейчас, в эти самые минуты, его самолет уже должен был взлетать… * * * Машинист объявил следующую, её, станцию, и Рита, не обращая внимания на достигший апогея скандал, стала пробираться к выходу. «Домой, поскорее бы добраться домой», – как заклинание повторяла она, сдерживая готовые вырваться потоком слезы, хотя плакать можно было без опасений: ливень хлестал в лицо, и никто не заметил бы ее слабости. Природа плакала вместо нее. Войдя в квартиру, она наскоро скинула промокшие туфли, прошла в комнату, включила телевизор и достала старую, удивительным образом попавшую к ней колоду карт Таро. Сейчас, как никогда, ей был нужен совет. Но к людям, даже самым близким, она обращаться не хотела. Не любила, когда ее жалели. Одна за другой на стол выпадали карты Старших Арканов, означавшие крах, развал, катастрофу и Высший Суд. Рита собрала в кулак всю свою волю, чтобы вновь не предаться отчаянию. Но холодок тревоги уже щекотал ее душу. Она взглянула в большое зеркало. В нем отражался покрытый бардовой скатертью стол и молодая женщина с отрешенным и одновременно – крайне сосредоточенным взглядом. Над ее головой медленно вращался большой кристалл, разноцветные блики которого давали отсвет по всей комнате. В левом углу зеркала отражался экран телевизора. Шла программа «Новости». Красавица-ведущая бесстрастным металлическим голосом сообщала об авиакатастрофе, в которой по предварительным данным погибло около 120 человек. Сердце бешено застучало в висках и в следующий момент как будто остановилось. Липкая пелена дикого страха заволокла душу. Только глаза продолжали следить за кадрами, на которых подолгу задерживалась камера, как будто смакуя груды изуродованных человеческих тел. «Потенциальный маньяк», – подумала она об операторе, снимавшем телесюжет. Эта мысль вернула ее к действительности, и то, что до сих пор подбиралось щекоткой предчувствия, запульсировало в мозгу четкой мыслью: «Этим самолетом он должен был лететь. Его больше нет». Моментально наступило чувство долгожданного покоя. «Наконец-то его действительно не стало», – ликовало сознание, а в зеркале отражались ставшие еще более отрешенными глаза… «Да, я люблю тебя. Но я люблю тебя слишком, и это меня пугает. Поэтому я ухожу. Прости и постарайся меня понять», – его последние слова выжгли всю ее душу. Жить без него, зная, что он жив, было бы невыносимо. Кто-то должен был уйти. Не просто уехать, нет, уйти из этой жизни. Потому что за последний год слез и раскаяния за свой поступок в Петербурге, она поняла: родные души, если им был дан шанс – один на тысячу – встретиться в этой жизни, не имеют права расставаться. Гармония не прощает, когда ее отвергают. Но не прощает она и когда в этой жизни чего-то слишком. «Мера – закон Гармонии, к которой все должны стремиться», – вспомнила она слова того мудрого Старца, что являлся ей как-то во сне. … Вспомнив о нем, Рита посмотрела в зеркало, и взгляд остановился на медленно раскачивающемся кристалле. Все дальше и дальше погружалась она в грани мерцающего шара, едва успевая за быстрой сменой лабиринтов этого хрустально-прозрачного мира. И вот в легкой, нежной, серебристо-голубой дымке показался знакомый силуэт того Старца из сна. Он подходил все ближе и ближе, и все ближе и ближе были его глаза – светлые, добрые и немного грустные. Глаза, в которых хотелось раствориться, потому что только так можно было познать это дивное чувство Гармонии и Света. Слезы хрустальными ручейками текли по щекам, на душе становилось все тише и прозрачнее, и она шагнула в этот взгляд, звавший ее в те времена, когда… Глава II …в горах Шотландии, где каждое лето цвел вереск, звонкий ручей в неизведанную даль нес свои холодные воды. Отправляясь на войну, могучий воин с безобразным шрамом на лице пришел к ведунье. Он постучал в дверь, когда ночь уже нависла над стоящим в ущелье мрачным домом с соломенной крышей. Молодая женщина в тунике из шкур диковинных зверей встретила его настороженно: – Зачем ты пришел, Гэл? – спросила она его, не поднимая глаз от горящего в очаге пламени. – Я двадцать лет пытался получить золото и элексир бессмертия, я ждал момента, когда жизнь откроет мне свою Тайну. Пытаясь постичь ее, я не устрашился даже угроз Великого Ромуса выгнать меня из войска. Самой жизнью пренебрегал я, когда воевал. И вот впервые я боюсь. Я боюсь идти на войну, боюсь, что больше не увижу тебя никогда... Я убивал на войне и стариков, и детей, и женщин. Я не щадил никого, потому что презирал эту глупую, никчемную жизнь и удивлялся, когда видел, как столетний старик цепляется за свои последние минуты. Потому что я не видел смысла в нашем бесцельном существовании. И только теперь, когда мне минуло сорок, я понял этот смысл. Он – в Любви. Великой, всепоглощающей, безоглядной, которая разит тебя в секунду, как молния в миг разит одинокое дерево. Я понял: вот то золото, которое безуспешно пытаются извлечь алхимики из камней, разбросанных по нашей необъятной Земле. – Хорошо, что ты понял это, воин. Быть может, когда-нибудь Творец дарует тебе Милость Свою. А теперь иди. Обними меня покрепче, запомни мою душу, как я постараюсь запомнить твою. Истинная Любовь Любовью и останется. Судьбы души изменить не в моей власти, мне дано видеть только ближайшее будущее этой жизни, и чувствую, что для тебя в нем остались мгновения. Чтобы сохранить свою жизнь, ты должен убивать других людей. Жестокий выбор, но сделать его ты должен сам. * * * Эльгита опять металась по кровати, вся в холодном поту. Растрепанные длинные русые волосы душили ее. В который раз ей снился один и тот же сон: воин с ужасным шрамом на лице, на богатырском, под стать всаднику, коне топчет воющих от ужаса детей, стариков и женщин. Распластанные на унылой каменистой земле, где растет только вереск, они молят его о пощаде, но лишь презрительная усмешка на обезображенном лице всадника… А потом она видит луч – светлый, уводящий куда-то в облака. Тоска, наполняющая всю душу, отпускает. Почему-то вдруг становится щемяще жаль этого воина. С бешеной скоростью он скачет прочь от поля битвы, к домику с островерхой крышей, одиноко стоящему в мрачном ущелье, но вдруг падает, пронзенный стрелой прямо под левую лопатку – туда, где еще несколько секунд назад билось сердце, сумевшее понять, что смысл жизни – в Любви… * * * Эльгита вскочила с кровати, прижав руки к колотящемуся сердцу. Хотелось завыть, как выли волки в лесах ее родимой Подолии. Она обратилась к извечному лекарству – мысли, что бояться нельзя ничего и никогда, и постепенно покой сошел в ее душу. В селении Эльгиту считали ведьмой. После того, как однажды в бане девки увидели ее родимое пятно под левой лопаткой, девушку прозвали «меченной», что на Подолии значит – ведьма. Особенно обидно было потому, что однажды она исцелила от считавшейся неизлечимой болезни свою соседку – ту самую, что прозвала ее позже «меченой». Эльгита знала, что это – ее дар: секрет отваров из целебных трав и непонятные не посвященным заговоры и знаки пришли к ней как бы сами по себе, никто ее этому не учил. Скольким она уже помогла, и вот благодарность: «меченая»! Обида и горечь наполнили тогда ее душу. Трудно, ох как трудно объяснить людям свою непохожесть на них. Они этого не прощают. Ну так и она не простит им жестокости и клеветы, из-за которой вынуждена жить одна на краю темного леса, у подножия крутой горы, рядом с которой течет Могучая Река.. После этого случая в бане женщины села стали чураться девушки, но когда прихватывала хворь, они собирали в котомки лучшее, что было у них в погребах и направляли свои стопы к одинокому дому у подножия горы, сплевывая и охая, что придется переступит дом «этой ведьмы Эльгиты». Однако на ее пороге они уже стояли с умильными улыбками и умоляли: «помоги». Эльгита не могла понять: действительно ли зла (как говорят в селе) или добра (как чувствовала она сама) душа ее, но больным она отказать не могла. Она знала, что должна помочь, хотя и не верила их лживым улыбкам и льстивым речам. Спасало Эльгиту лишь одно – вера в то, что однажды она встретит свою половинку – родную душу, единение с которой подарит ей Покой и Гармонию. Она верила Знакам Судьбы и тому, что ее Знак ей рано или поздно явится. Иначе ведь и быть не могло, потому что смысл жизни – в Любви. * * * Снова и снова думала об этом Эльгита, сидя на откосе горы, именуемой в народе Замковой из-за возвышающейся на самой вершине огромной глыбы родового замка баронов Корфов. Часто ранним-ранним утром взбиралась она на гору, чтобы встретить восход Солнца и поговорить с Матерью Природой. Девушка смотрела то вниз – на свинцовую воду Могучей Реки, то вверх – на молочно-белые, пока их не окрасило солнце, Облака, формы которых то и дело причудливо изменял Вольный Ветер. Позади Эльгиты шумели Вековые Дубы, а справа от нее то вспыхивали, то почти гасли красно-синие язычки Мудрого Огня. Все они – и Мудрый Огонь, и Могучая Река, и Вольный Ветер, и Могучие Дубы – разговаривали с Эльгитой на одном, только ей понятном языке. – Там, далеко-далеко, есть Звезда. Твоя Звезда, – говорили ей Вольный Ветер, раздувая Облака. – То, что сейчас ты ее не видишь, не значит, что ее нет вовсе. Наступит время, и она даст тебе Знак, что все будет так, как должно быть. И что бы ни случилось, она никогда не оставит тебя. – Я знаю, – отвечала ему Эльгита, – что все будет так, как задумано Творцом и заслужено мною. Будь то к радости, или к печали. Я стараюсь принять все так, как оно происходит. Но насколько мучительны одинокие дни и ночи, когда сердце ноет от обиды и тоски и когда кажется, что ты – мелкая песчинка в этой беспредельной, огромной Вселенной! – Когда-то на этом месте, – шелестели Вековые Дубы, – росло одинокое деревце. Шло время, Ветер разносил его семена, Мать-Земля согревала их своим теплом, Могучая Река поила их, и теперь ты можешь гулять по густому лесу… Иногда нас уничтожает Мудрый Огонь, но скажем тебе правду: горят только самые трухлявые из нас, а семена тех, что остаются, Ветер вновь разносит по Земле, и вырастают новые деревья. – А меня заливают воды Могучей Реки, чтобы я слишком не бушевал. Но когда люди хотят согреться или приготовить пищу, они просят меня появиться, и я возрождаюсь вновь и вновь, – говорил Огонь. – А меня засыпает Землей, но я тоже нахожу все новые и новые пути и вновь даю людям напиться и окунуться в мои воды, – рокотала Могучая Река. Молчал лишь Вольный Ветер, раздувая пламя костра, шелестя листьями Вековых Дубов, наводя рябь на свинцовые воды Могучей Реки и меняя формы Облаков. – Но вы же приносите людям и горе – пожарами, наводнениями, ураганами и землетрясениями, – размышляла Эльгита. – Люди не всегда замечают Знаки Вселенной, – отвечали ей Стихии. – Тысячи лет они боятся гроз, ураганов, пожаров и наводнений, но никак не могут понять, что на языке Мира Творец говорит вам: «Гармония – вот главный Закон Мироздания». Однако, возжаждав золота и славы, они начинают войны и убивают себе подобных, попирая Закон всеобщей Любви, а стремясь к излишнему, забирают у Вселенной то, что им не принадлежит. Нарушая Гармонию Мироздания, вы нарушаете и физический покой мира. Вы виноваты в том, что бушуют Стихии. Человеку дано все, чтобы ни в чем не нуждаться, а думать о том, как обрести Гармонию в себе самом, в окружающем их мире, а значит – и во Вселенной. Но для этого надо уметь Любить. – Мне кажется, что я умею любить. И я не желаю ничего излишнего, – возразила Эльгита. – Я хочу всего лишь найти свою вторую половинку и уйти от одиночества. Любовь – это единственное богатство, которое я ищу. – Всего лишь! – усмехнулся Огонь, полыхнув оранжевым тонким язычком. – Это – высшая награда человеку на Земле. Встречу с Родной Душой надо заслужить. Слишком много неверных шагов сделали люди за тысячелетия. Но больнее всего видеть нам, когда вы, повинуясь придуманным вами законам и условностям, не умеете увидеть, а чаще – дождаться встречи со своей второй половинкой, – шелестел в листьях дубравы Вольный Ветер. – Извечная истина: имеющий уши, да услышит, – рокотала Могучая Река. – Когда придет время, мы дадим тебе Знак, – легким дуновением Вольный Ветер ласково коснулся ее лица и взмыл в Поднебесье. Эльгита подняла взгляд и увидела, как вдруг тонкий лучик Солнца пробил, словно стрелой, одно маленькое круглое Облачко, и оно окрасилось таким чудесным светом, розовым – от восходящего Солнца и голубым – от нежной синевы утреннего неба. Покой и умиротворение наполнили ее душу...
|