* *
Долгие дни и мучительно бесконечные ночи сменяли друг друга. Что творилось в замке? Где был ее сын? Сожалел ли барон о том, что она оставила его (или он – ее?) Эти вопросы кружились в голове и кусали ее, как назойливые комары. Но ответов она не знала. Ни один человек не переступил порог ее дома за все то время, как она вернулась из замка.
Одна на краю могучего леса, Эльгита вновь пыталась обрести гармонию и покой, общаясь с силами Природы. Иногда ночами она просыпалась от пронзительного крика. Своего крика. Она звала сына и… Анджея.
Миновала самая тоскливая пора – поздняя осень с ее невыносимо долгими вечерами, проливными дождями, завывающими ветрами и нагими деревьями. И лишь когда выпал первый снег – такой ласковый, чистый и искрящийся, то и на душе стало много радостней и светлей. Мягкие, блестящие на Солнце миллиардами бриллиантов белоснежные сугробы, наряженный в хрусталь лес и покрытая серебром река лечили душу Эльгиты.
С первым лучом Солнца ее можно было видеть с удочкой у проруби на реке.
Рыба, да летне-осенние запасы – грибы, ягоды и небольшой урожай овощей – были ее постоянной пищей. Никто тайком не приносил к дому корзинки с вкусной снедью, никто не обращался к ней за помощью. Да и рыбаки, едва завидев Эльгиту, сматывали удочки и быстро удалялись. Иногда казалось, что скоро она разучится говорить, ведь единственными собеседниками последних месяцев были лишь силы Природы, ответы которых ей приходилось отгадывать по колыханию заснеженных веток, дуновению ветра, да по щебету озябших птиц.

* *
Пришла весна, набухли, а потом и лопнули на деревьях почки. И вот уже во всей своей молодой зеленой красе ожил лес. Звонче зарокотала Река, радостей запели птицы. Но неспокойно было на душе у Эльгиты. Казалось, вот-вот что-то должно случиться.
Как-то вечером она сидела на берегу реки у костра, лишь в пол-уха слушая трескотню слишком уж разговорившегося сегодня Огня. Как всегда в такие вот предзакатные синие сумеречные часы Эльгите думалось о сыне, об Анджее, о бароне… Вдруг одна горящая головешка выскочила из костра, упала к ногам Эльгиты и подпалила край длиной юбки. Быстро вскочив, она схватила стоявшее рядом ведро и залила водой загоревшуюся было юбку. Предчувствие опасности сменилось уверенностью. Это был Знак.

* *
Несколько дней спустя, днем, когда Эльгита готовила свой скромный обед, в дом без стука вошли двое. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, зачем пожаловали незваные «гости».
Не говоря ни слова, один из них направился к заветному ящику, сгреб все стоявшие там снадобья в кожаный мешок и хрипло сказал:
– Собирайся!
– Куда? – холодно спросила Эльгита.
– В церковную тюрьму, – было ей ответом.
Она залила горевший в очаге огонь, окинула взглядом комнату и вышла. Брать с собой ей было нечего, да и незачем.
По дороге Эльгита даже не пыталась выяснить, за что ее собираются судить (в том, что ее собираются судить, она не сомневалась). Да и конвоиры, сидевшие по обе стороны от нее, к разговору были явно не расположены.
Вот промелькнули в окошке казенной кареты знакомые очертания замка («Как будто это было в прошлой жизни!» – подумала вдруг Эльгита). Родовой герб Корфов был перевернут, и она поняла, что в замке – траур. Кто ушел в мир иной? Ответ напрашивался сам собой: это мог быть только барон, по закону – все еще ее супруг и единственный хозяин замка.

* *
Карета въехала на церковное подворье, Эльгиту вывели под руки. Поодаль стояла притихшая толпа. В мертвой тишине прошла она сквозь озлобленно взиравших на нее женщин, мужчин, стариков и детей. И лишь один рыжий пацаненок вдруг выбежал навстречу и сунул в руку Эльгиты наполовину съеденный пряник, за что тут же получил подзатыльник от дородной матроны в ярком цветастом платке. Эльгита взглядом поблагодарила парнишку и почувствовала на щеке обжигающий след от соленой одинокой слезы.
Вечером к ней в мокрую и темную каморку, расположенную в глухом подземелье, пришли двое. Один был священником средних лет, каким-то кругло-водянистым, с явно нездоровым цветом одутловатого лица. Другой – сухопарый, подтянутый молодой человек в сером плаще, капюшон которого был опущен почти до глаз.
– Лучше сразу расскажи все, – слащаво сказал священник. – Сними грех с души своей.
– Мне не в чем каяться, – твердо сказала Эльгита.
– Гордыня, гордыня… – вздохнул священник. – Впрочем, мы и так уже знаем предостаточно. Это ты отправила в мир иной своего супруга, нашего многоуважаемого барона. Вот и кузен его Эдвин, и экономка подтвердили, что видели тебя крадущейся по двору замка в тот вечер, что предшествовал смерти Вашего бывшего супруга.
- Более того, – добавил человек в сером плаще, – на столике у кровати мы нашли стакан с жидкостью, которой он был умерщвлен. Там – яд. А под кроватью обнаружили пузырек с остатками зеленого порошка. Такой же забрали наши люди из шкафа в твоем доме. Так что отпираться бесполезно.
«Насхет, зеленый яд, самый сильный! – пронеслось в голове Эльгиты. – Как он попал в замок?» Тут она вспомнила, что однажды, придя из леса домой, обнаружила, что баночки в ее заветном шкафу вроде бы стояли не на своем месте. Но тогда она не обратила на это внимание, ведь уже почти год, как люди обходили ее дом стороной. Тогда она подумала, что просто забыла расстановку, так как давно уже не заглядывала туда.
– Не правда! – крикнула она и рассказала о том недавнем случае.
Но человек в сером только усмехнулся:
– Как ты думаешь, кому мы поверим: тебе, ведьме, или уважаемому всеми кузену барона Корфа? Готовься – завтра суд. И приговор будет беспощадным.
А священник своим слащавым голосом радостно добавил:
– Тебя сожгут, и ты очистишься от всех грехов своих!
Эльгита сникла. Когда эти двое были уже в дверях, она тихо спросила:
– Скажите хотя бы: где мой сын?
– Его здесь нет, – ответил ей человек в сером.
Дверь глухо хлопнула, звякнули ключи, щелкнул замок. Эльгита осталась в кромешной тьме, ей не оставили даже свечи.
Ни огня, ни ветра, ни живой воды (остатки протухшей жидкости в заплесневелом кувшине – не в счет)… Никого из верных помощников и друзей не было рядом с Эльгитой в эту бессонную, тоскливую ночь.

* *
На рассвете ее вывели на дощатый помост, сооруженный на горке рядом с церковью. Позади уже было выложено сухой травой костровище, посреди которого зловеще возвышался огромный деревянный столб. «За ночь поставили, вчера этого еще не было», – как-то отстраненно подумала Эльгита и стала смотреть в бездну голубого, без единого облачка, неба.
Священник говорил долго. Припомнился он и то, что Эльгита «бесовскими способами» лечила людей, которым болезни их были посланы в наказание Всевышним, и смерть старой экономки тетушки Эммы, отошедшей в мир иной на руках у Эльгиты «при странных обстоятельствах»…
Затем слово взял человек в сером. Его речь была краткой. Он лишь перечислил те «доказательства» вины Эльгиты в смерти ее мужа, барона Корфа, о которых говорил ей в церковной каморке накануне вечером.
Слова его тут же подтвердили молодая экономка («Как же все-таки ее зовут?» – снова подумала Эльгита) и, естественно, горбоносый кузен Эдвин. Злорадно ухмыляясь, он прошел мимо Эльгиты, больно задев ее плечом. Одежда на груди ее разошлась, и она машинально схватила рукой заветный дедов медальон, который никогда не снимала.
Приговор был скорым, как и само судилище:
– Священный огонь очистит ее от скверны! – неожиданно громко провозгласил оплывший жиром священник.
Толпа молчала, и лишь где-то вдалеке завыла собака. Но тут из последних рядом протиснулся человек в темно-синем плаще странника. Лицо его до бровей было скрыто капюшоном, а высокий воротник закрывал подбородок.
Вот он откинул капюшон, по толпе прошел гул. Эльгита рассеянно взглянула на мужчину и даже не сразу узнала, так он изменился. Лишь когда странник сказал тихим голосом: «Это – не правда», Эльгита прошептала: «Анджей…» и рухнула на колени.
– В тот вечер, о котором Вы говорили сейчас, – все так же тихо сказал он, обращаясь к судьям, – я был у дома Эльгиты. И видел, как она ушла в лес. Вскоре со стороны дороги показалась женщина, закутанная в длинный плащ. Капюшон скрывал ее лицо. Она вошла в дом Эльгиты, а когда выходила оттуда, наспех заворачивая в косынку какой-то пузырек, капюшон на секунду упал с ее головы. В тот вечер я последовал за ней. Женщина дошла до ворот замка, открыла их своими ключами и вошла на двор. Немного погодя, я решил навестить Эдварда Корфа (некогда мы были с ним очень дружны). Когда же я поднимался в его кабинет, то заметил, как та женщина, что была у дома баронессы, стояла с кузеном барона и, развязывая узелок из косынки, что-то рассказывала.
Барон показался мне вполне здоровым. Мы долго говорили, вспоминали прошлое. Затем он распорядился дать мне лошадь, и я вновь направился к дому Эльгиты. Я видел ее, когда она выходила на двор, так что в тот роковой вечер баронессы в замке не было.
Сегодня же я узнал ту женщину в капюшоне и свидетельствую, что это – экономка барона Корфа.
Тишину, повисшую над площадью, вдруг разрядило ржание лошадей. Дама в накидке с капюшоном ловко вскочила на жеребца и понеслась прочь. Через несколько мгновений, когда судьи опомнились, след ее уже простыл. Лишь несколько минут спустя двое помощников судьи кинулись за беглянкой.
Замешательство читалось на лицах священника, судьи, да и всех собравшихся на площади. Лишь Эльгита, разжав кулак, сжимающий медальон, подняла на Анджея глаза и тихо спросила: «Но почему ты не зашел в дом?..»
Первым опомнился человек в сером:
– Простите нас, баронесса. Ошибка вполне объяснима: у Вас была такая репутация… Но теперь Вы и Ваш сын – законные наследники барона Корфа.
Было заметно, что эти слова дались ему нелегко. Покинув помост, он вскочил на коня и помчался вслед своим помощникам. Сошел со ступенек и священник. Оцепенение спало, и вдруг где-то в задних рядах толпы молодой звонкий голос крикнул: «Невиновна!» Этот возглас подхватили другие, и вот уже люди кинулись к Эльгите, неуклюже и больно пожимая ей руки и искренне радуясь неожиданной развязке.
– Простите нас, баронесса, – слышалось со всех сторон.
– Мне не за что вас прощать, – сказала Эльгита и стала медленно спускаться с помоста. Ноги ее дрожали, она боялась упасть.
Анджей подал ей руку. Она спросила:
– Когда же ты вернулся? И как узнал, что мне грозит беда?
– Там, где я странствовал, в песках седой пустыни, у Великих Пирамид, все люди умеют читать Знаки Судьбы, – тихо сказал он.
– Но теперь-то мы будем вместе? – с надеждой спросила Эльгита.
– Когда-нибудь мы обязательно будем вместе. Но не теперь. Меж нами слишком большая разница. Вы – баронесса, я – нищий странник. Прощайте!
Анджей взглянул на Эльгиту в последний раз, резко отвернулся и пошел прочь. Эльгита долго смотрела ему вслед, и лишь когда силуэт странника в синем плаще исчез из виду, она обернулась и увидела карету с гербом баронов Корфов. Старый слуга открыл дверцу, Эльгита сказала:
– Вези меня к сыну. И пусть продадут этот проклятый замок!

* *
Иссиня-черные тучи разрезали огненные молнии, ветер хлопал плохо закрытыми ставнями. Эльгита сидела и задумчиво смотрела на пламя в камине. Красно-желтые огоньки рисовали перед ней странную картину: по ту сторону пламени сидела молодая женщина в необычном наряде и смотрела сквозь многогранный прозрачный шар прямо на Эльгиту. Ей показалось, что она чем-то виновата перед этой женщиной. Эльгита прошептала: «Прости меня». Как только произнесла она эти слова, незнакомка исчезла.
Звук колокольчика в доме услышали не сразу. Несколько минут спустя в комнату Эльгиты вошел изящный молодой человек, сказал:
– Мама, к тебе какой-то странник…
Следом за юношей вошел седой старец с добрыми лучистыми глазами. С его до нитки промокшего синего плаща стекали струйки воды, оставляя на ковре темные борозды. Он протянул женщине холщовый маленький узелок. Эльгита развязала его и обнаружила медальон, очень похожий на тот, что висел у нее на груди. Присмотревшись внимательнее, она увидела, что чем-то острым на его поверхности было нацарапано: «Когда-нибудь мы обязательно будем вместе».
– Где он? – спросила Эльгита странника.
– Он остался в песках седой пустыни…

Глава III

Таяла нежная дымка. Вот уже стали едва видны молодая женщина в траурном платье, почему-то попросившая у Рита прощения, и мудрые, немного грустные и очень добрые глаза седого старца, в которых отражалась Извечная, простая и известная всем, но так часто попираемая Истина…
– Но как мне жить теперь, когда я вновь потеряла любовь? – крикнула Рита вслед удаляющемуся Старцу.
– Истинную Любовь потерять невозможно, – было ей ответом. – Она Извечна, и Творец терпеливо ждет, когда люди научатся любить созданный Им мир.
– А если я не успею?
– Время безгранично, как и Вселенная… но только для любящих сердец, – тихим шелестом долетели до нее последние слова Старца.

Тихий перезвон привлек внимание Риты. За открытым окном на мокрой после ливня ветке березы ветер раскачивал хрупкий серебристо-голубой шар, а заходящее Солнце окрашивало его нежно-розовым светом как будто изнутри.
Очертания комнаты проступали все отчетливей: медленно раскачивающийся кристалл, зеркало, стол, покрытый бардовой скатертью, телевизор, с экрана которого все таким же равнодушным металлическим голосом дочитывала сводку новостей красавица–ведущая…
Какой-то назойливый звук беспокоил ее слух, и она поняла: звонил телефон. Как будто в полусне Рита подняла трубку. Знакомый голос произнес:
– Здравствуй. Я решил не лететь. Я еду к тебе. Можно?..

* * *

Они сидели на парапете, рядом со Сфинксом. Рита, не отрывая взгляда, смотрела на кажущиеся розовыми в лучах заходящего солнца пирамиды. Обежав их галопом и нащелкав снимков на фоне этих древних загадочных построек, многоязыкая, пестрая толпа туристов загрузилась в автобусы и разъехалась по отелям. С ними исчезли с плато Гизы и вечно требующие «бакшиш» бедуины. Это только к вечеру склонные к ярким театральным эффектам арабы, по максимуму использующие доставшееся им уникальное «наследство», зажгут разноцветные прожекторы, и как бы от имени Сфинкса голос из репродуктора будет рассказывать любопытным зрителям об истории нашей Земли. Лазерное шоу у пирамид – самое популярное развлечение у туристов, отдыхающих в Каире.
Но пока на плато стоит необыкновенная тишина – такая, что слышно, как одна песчинка что-то шепотом рассказывает другой, а извечные пирамиды и мудрый Сфинкс, храня свои тайны, молчат.
– Знаешь, когда я была в третьем классе, – нарушив тишину, сказала Рита, – наша пионервожатая предложила задавать ей любые вопросы, на которые она находила ответы, а потом мы все это обсуждали. Я спросила тогда: «Как на Земле появились люди?» Знаешь, что она мне ответила?
– Наверное, что давным-давно человек был обезьяной, а потом, благодаря труду, стал человеком? – ухмыльнувшись, предположил Франк.
– Угу, угадал. Да и что еще она могла ответить? Но я-то хотела знать…
– Ты хотела знать, как начался на Земле Новый День и что было до него…
Рита недоуменно взглянула на Франка, но он также изумленно смотрел на Риту. Кто произнес эти слова? Может, их донес легкий, неожиданно задувший ветерок? Рита подняла глаза на Сфинкса, и ей показалось, что он чему-то загадочно улыбается…
– Хочешь, я расскажу тебе об этом? – спросил все тот же, неизвестно откуда доносившийся голос.
– Конечно, – едва кивнула Рита, изумленно глядя на гордого Сфинкса.
– Многое из того, что я расскажу, записано на стенах внутри Великой пирамиды. Но даже прочитав Священные письмена, не все могут постичь их истинный смысл.
… Давным-давно на Земле жили люди. Жили они вечно, были мудры, ни в чем не нуждались: Земля щедро одаривала их. Но однажды родные братья, великаны Антал и Антар, подняли друг на друга свои мечи. Каждый из них хотел единолично править людьми, владеть Священными Знаками и неисчислимыми богатствами. Забыв о единственном наказе Отца Мироздания хранить любовь друг к другу и всему сущему, они разрушили гармонию мира.
Они не желали покончить с войной, и тогда война покончила с ними….
А потом настала Великая Ночь, спастись в которой было дано не многим. Те, кто выжили, были также братьями и сестрами. Они говорили на одном языке, у них был один Бог, и они хранили в душе Его единственный Завет…
Перед взором Риты и Франка мелькали образы великанов с обагренными кровью мечами, двенадцать жрецов, бредущих по зеленым оазисам вдоль широкой реки, бушующая темень водной стихии, освещенная странным ядовито-желтым светом и огромный трон, на котором недвижно восседал человек, неуловимо напоминавший возвышающегося над песками мудрого Сфинкса. А затем нежно-розовая полоска восходящего Солнца Нового Дня отделила небо от моря…

* *
Лучи заходящего солнца вдруг очертили все грани Великой пирамиды. В этот момент казалось, что она сотворена из воздуха.
Стало смеркаться, голос ветра незаметно смолк, а Рита и Франк все сидели на парапете и заворожено следили за раскаленным багровым солнечным диском, медленно погружавшимся в вечные золотые пески пустыни. Когда последний багряный блик исчез со стен Великой пирамиды, точно над ее вершиной вспыхнула ярким светом первая звезда. Издалека, с тысячи минаретов огромнейшего Каира, послышались тоскливые напевы, призывающие мусульман на молитву. Сколько безысходности было в них, какую тоску навевали они! Взглянув последний раз на хранителей Вечной Тайны и поклонившись им, Рита и Франк направились к выходу. Наутро они отправлялись в Вечный город Иерусалим.

* *
Автобус, который должен был везти их в Александрию, откуда на пароме они отправлялись в Землю Обетованную, уже стоял у отеля. Но они все еще сидели за столиком бара, расположенного на крыше этого странного по своей архитектуре здания. Рита смотрела вдаль, на видневшиеся с крыши отеля загадочные древние постройки Пирамид, которые казались сиреневато-розовыми призраками, порожденными утренним туманом.
– Нам пора, – сказал Франк посмотрев на часы и машинально отодвинув от себя чашку с недопитым кофе.
– Я так и не искупалась здесь… – Рита с сожалением посмотрела на
чашу бассейна, в которой мелкой солнечной рябью пестрела бирюзовая вода.
– Сейчас слишком холодный ветер, да и вода за ночь остыла. Не забывай, мы хоть и в Африке, но все-таки сейчас зима.
– Хорошенькая зима: днем – плюс тридцать!
– Зато ночью шестнадцать.
– Ладно, пошли… – с тоской и сожалением о том, что приходится расставаться с этим необыкновенным местом, Рита последний раз взглянула на принимавшие уже более отчетливые очертания пирамиды и шагнула в лифт.

* *
Миллиарды звезд, сияющих на иссиня-черном небе, отражались в таких же иссиня-черных водах Средиземного моря. Ни огней с берега, ни кораблей поблизости. И если бы не музыка, доносившаяся из ресторана, можно было бы представить, что они не то плыли, не то летели в огромной космической бездне.
– Мне кажется, будто мы находимся внутри черно-звездного шара,
почему-то шепотом сказала Рита.
– Такой штиль зимой – редкость, – неожиданно раздался откуда-то слева чей-то голос.
Рита и Франк повернули головы и увидели странного человека: темная широкая накидка с капюшоном, а под ней – длинное белое платье, посредине которого золотыми пластинками был нашит необычного вида крест. Франк тоже заметил его и тихо, как бы про себя, произнес:
– Символ Анх, Ключ Жизни, как его называли древние египтяне?
– Нет, еще раньше именно такой крест стоял на подлокотнике трона Великого Жреца…
– И Вы, и Вы – правы, – по интонации чувствовалось, что неизвестный улыбается. – Еще его называют Коптский крест.
– Но кто вы? – осмелилась спросить Рита.
– Я – пилигрим. Еду, как и вы, в Святую Землю.
– А как к Вам попал этот символ?
– Все в мире едино, в том числе и символы. Этот, например, сейчас чтят христиане-копты. Они его наследовали от древних египтян, а те – от своих еще более древних предшественников. У православных свое изображение Креста, у католиков – свое. Но на самом деле не так уж и важно, кто и как изображает этот символ. Главное, чтобы люди помнили о том сокровенном смысле, который несет в себе этот Священный Знак.
– Это один из символов, который оставил людям Тот, кто вне времени? – с колотящимся от волнения сердцем спросила Рита.
– Это Знак, который был всегда. И он – основа основ. Верх–низ, доброе–злое, свет–тьма, север– юг, рай–ад… названий вертикальным краям Креста за тысячелетия придумали немало.
– А горизонталь? Что она значит?
– На ней проходит наше земное существование. Именно она отделяет рай от ада, свет от тьмы. И пересекается она с вертикалью в одной точке. Ее часто называют «ноль». Но это не тот ноль, который ничего не значит, а тот, от которого идет отсчет подъема или падения. Глядя в эту точку, можно увидеть необъятное пространство, но для незрячих она остается лишь нулем. Смотрите…
И пилигрим, достав из нагрудного кармана ароматическую палочку, возжег ее и стал водить ею в воздухе. Однако ароматный дым не рассеивался, а принимал отчетливые, огненно-зеленые контуры. Сначала это был крест, затем его очертил ромб, и вот уже шар замкнул этот ромб в свои объятья.
– Вам это ничего не напоминает? – спросил пилигрим.
– Как будто две разделенные горизонтальной чертой пирамиды: одна - острием вверх, а другая – вниз.
– Да, так оно и есть. Между прочим, Пирамида Великого Жреца так и построена. Вы видите только ее наземную часть, но есть и другая, подземная. И она направлена острием вниз.
– Это туда относил Великий Жрец младенцев перед Великой Ночью?
– Да, там, в сердце Земли, они были в безопасности. Но то, что вы сейчас увидели – еще не все. Если по этому рисунку прочертить еще несколько линий и соединить их в нужных точках, то образуется символическая картина, на которой будут отражены все Священные Знаки, собрать которые воедино – значит обрести Сокровенное Знание. Некоторые из них стали символами религий, что исповедывают в разных уголках Земли, а некоторые людьми еще не найдены…
В воздухе все еще висел круг, очертивший ромб и крест.
– Такой Шар Всеведения был в Храме Великого Жреца? – спросила Рита.
– Да, – ответил пилигрим. – И именно в нем зашифрована вся мудрость мироздания и… судьбы всех людских душ. Впрочем, для непосвященных вы и так услышали слишком много. Спокойной ночи и до встречи в Иерусалиме, – сказал странник и как будто растворился в черно-звездной бездне.
– Странно, – после долгой паузы произнес Франк, – почему он так уверен, что мы встретимся в Иерусалиме?
– Потому что он умеет читать судьбы душ и Знаки, которые существуют и влияют на нас независимо от того, знаем мы об их существовании или нет, верим в них, или нет, умеем ли их читать или не умеем, – убежденно сказала Рита. – Просто они есть, как… земное тяготение, например. Оно ведь оказывало влияние на людей и до того, как его открыл Ньютон.
– Да. И это земное тяготение притянуло нас друг к другу, – ласково обнимая подругу, полушутя сказал Франк.
– Тяготение, но не земное, – серьезно ответила Рита.

* *
Они стояли на Храмовой Горе. Дивное чувство гармонии и желание раствориться в этой благодати наполняло их души…
С одной стороны от них возвышался сферический купол Синагоги, с другой мерцал на фоне сумеречного фиолетового неба Крест над Храмом Гроба Господня, а с третьей – Полумесяц мусульманской мечети напоминал чашу, в которой некогда лежал Шар Всеведения Великого Жреца.
– …Действительно, сколько знаков того шара, что показывал нам пилигрим, существуют в символах разных религий. Здесь, в Иерусалиме, они собраны практически воедино на одной горе, и именно за этот небольшой кусочек земли человечество воют всю свою историю. Воюет, хотя могло бы обрести здесь гармонию. Как больно за эту Святую Землю…
– Как больно за людей, что никак не могут найти общий язык, – откликнулся Франк.
Они еще долго стояли, глядя вдаль, пока не растворилась на горизонте бордовая полоска заходящего солнца. А потом в молчании, держась за руки, долго брели по узким улочкам Старого города. Несмотря на гомон пестро разодетых торговцев, изо всех сил нахваливавших свой товар у дверей бесчисленных лавочек и магазинчиков, казалось, что вокруг царят тишина и покой. Но вдруг внимание Риты привлек знакомый силуэт.
– Не наш ли это пилигрим? – подумала она.
Да, это был тот самый загадочный странник с парома. Он стоял у небольшого грязного оконца, больше напоминавшего бойницу средневекового замка, и жестом приглашал их войти. Рита, сжав руку Франка, кивком показала ему на пилигрима. Не сказав ни слова, они вошли в небольшое, оказавшееся очень уютным, помещение.
Это была всего лишь одна небольшая комнатка. Но свет мерцавших свечей миллиардами огоньков отражался в висевших на стенах старинных зеркалах и как бы раздвигал пространство. Казалось, что они вошли в зал с многочисленными коридорами, пол которых был устлан мягкими, явно старинной работы, коврами. На стенах коридоров висели хрустальные шары (хотя, быть может, они были всего лишь отражением одного шара, свисавшего с потолка посреди комнаты).
Рита долго заворожено разглядывала чудесное убранство комнаты, затем оглянулась и только теперь обнаружила, что Франка рядом нет. Впереди, в глубине уводящего в неизвестную даль коридора, стоял пилигрим и приглашал ее следовать за ним. Не испытывая ни страха, ни удивления, Рита двинулась к пилигриму сквозь седое огромное зеркало.
– Найди здесь свой Знак, – сказал ей странник, – если хочешь, чтобы ваши с Франком души остались вместе навсегда.
– А где же Франк? – осмелилась задать вопрос Рита.
– Он должен сделать то же. Много испытаний выпало на долю ваших судеб. Рано или поздно, но вы всегда понимали, что смысл жизни – в Любви. Теперь вам дан шанс отыскать свои Знаки. Если вы действительно любите Творца, мир и друг друга, то не ошибетесь.
Слушая пилигрима, Рита поняла, что на самом деле он не произносит слова вслух, но она все равно понимает их своей душой…
Руки ее дрожали, ладошки был мокрыми, а сердце, казалось, вот-вот вырвется из груди. Глаза лихорадочно всматривались в серебряные медальоны, поблескивающие в неверном мерцании свечей. Она поняла: надо успокоиться и искать. Искать сердцем.
…Неизвестно, сколько прошло времени, а Рита все бродила по бесчисленным коридорам. Иногда ей казалось: вот он! Но нет, рука не поднималась, и она шла дальше. Наконец ее взгляд остановился на одном из картушей. Сердце ёкнуло и как будто замерло, глаза наполнились слезами, но тоска и страх, что она не сможет найти свой талисман, вдруг отпустили ее душу. Рита дотронулась до маленькой золотой пластинки и громко сказала: «Этот!»
Последнее, что она почувствовала,– мягкое прикосновение ковра и холодок медальона на своей груди…

* *
– Мы больше никогда не расстанемся, – донесся сначала до ее души, а потом и до сознания, щемящий сердце и такой родной голос. Рита открыла глаза и увидела золотой амулет, а затем – такие любимые и извечно знакомые черты лица. Франк стоял на коленях и повторял как заклинание: «Мы больше никогда не расстанемся!»
– Никогда, – улыбнувшись, ответила Рита и посмотрела на медальон, висевший у нее на груди.
– То, что вы обрели друг друга навечно – большая награда, – сказал как всегда неожиданно возникший пилигрим. – Но теперь вы обязаны помочь другим обрести единение в Любви друг к другу, к миру и к Творцу. Только через вас, живущих на земле, он сможет спасти мир…

* *
Рядом с ними за столиком летнего кафе в самом центре Москвы сидели молодая красивая молодая женщина и мужчина чуть старше средних лет.
Рита и не собиралась подслушивать их разговор. Но мужчина говорил слишком громко и не обращать внимание на его слова было просто невозможно.
– Я должен так поступить, – он хлопнул ладонью о стол так, что
стоявший на нем фужер подпрыгнул и, жалобно звякнув, разбился о бетонные плиты тротуара. Красная лужица вина, будто кровь, разлилась у его ног. – Между нами слишком большая пропасть. Сегодня я уезжаю, не ищи меня. Так будет лучше для нас обоих…
Дрожащими руками мужчина достал сигарету и попытался прикурить, но пламя все время гасло. В результате он раскрошил сигарету пальцами и швырнул в пепельницу.
Рита перевела взгляд на женщину. Она сидела, закрыв лицо ладонями. Стекая по щекам, за воротничок ее блузки капали слезы. Рита резко встала, подошла к их столику, сняла свой медальон и, мягко отодвинув ладони от лица женщины, надела ей свой талисман.
– Все условности придумываем мы сами, – сказала Рита, обернувшись к мужчине. – В жизни только одно имеет значимость и цену – Любовь. Если Вы ее любите, но покинете, то никогда, слышите? никогда не простите себе этого. И никогда ваша душа не найдет покоя, – сказал Рита, обращаясь к мужчине.
– А Вам, – она обернулась к девушке, – этот Талисман поможет отличить истинную Любовь от обмана. И когда Вы сами обретете гармонию, передайте его той, которая будет в этом нуждаться, как нуждаетесь сейчас в этом Вы.
Рита обернулась к Франку и увидела, что он направляется к этой же паре, снимая с груди свой медальон…

* *
Они шли по улицам шумного города. Где-то рядом лязгал трамвай, слышались нетерпеливые гудки застрявших в пробке авто, а пыль и духоту летнего вечера начали разряжать мелкие капельки, сочившиеся из надвигающейся серой тучи. Последний луч солнца резанул ее наискосок, и грянул гром, и рухнул сверху поток воды…
– Ты права, – сказал Франк. – Это были всего лишь цепочки с медальонами. Главное – хранить смысл тех символов в душе, а не на теле.
– Когда-то (кажется, что уже в другой жизни) вот так же хлестал ливень. Я шла домой с электрички и думала, что прощаюсь с тобой навсегда. И это могло произойти, если бы ты решил тогда улететь… Сейчас жутко даже вспоминать об этом.
– Когда делаешь выбор, кажется, что еще будет возможность вернуться, если поймешь, что избран неверный путь…
– Да, но никогда не знаешь, что именно этот шанс может оказаться последним…