Владимир Соколов. "Шиворот-навыворот". Записки следователя. Анонс - Разное - Проза - Статьи, стихи и проза

МАРУСЬКА - ФАРТОВАЯ

Географ попытался вернуться в ванну, чтобы ополоснуть водой лицо и надеть штаны, но Николаю спьяну показалось, что насильник хочет скрыться, а поэтому решил его задержать. Слесарь обхватил хозяина в охапку, но тот попытался вырваться из его цепких объятий. В итоге на мокром скользком полу оба борца поскользнулись и грохнулись вниз. Бабули стояли в коридоре, разинув рты.

Такого представления они не видели даже в цирке. Но и они понять ничего не могли: «Почему Валерий Иванович голый? Почему в его квартире рыдает девушка, когда её никто не трогает?» Эти вопросы пока оставались без ответа. Соседки прошли в зал, чтобы оценить обстановку. Они увидели столик с бутылкой недопитого шампанского, закуску и кое-что стали понимать.

НЕДОПЕРЕПИЛ

Однажды теплым майским днём Виктор Иванович надел выглаженную женой белую форменную рубашку и отутюженные брюки, на голову нахлобучил фуражку в белом чехле с кокардой и явился на работу в отличном весеннем настроении. Зайдя в кабинет, Трегубов прошёл к рабочему столу. Вертухай, как всегда, отдыхал на диване. В углу стояло почти полное ведро с фиолетовыми чернилами. Доставленных клиентов всегда раздевали до трусов. В связи с тем, что они лыка не вязали и не помнили ни своей фамилии, ни своего имени, чтобы не перепутать их поутру, помощник дежурного малярной кистью мазал чернилами номера на голых спинах бухариков соответственно номерам мешков, в которые складывалась одежда. Кто мог до этого додуматься, сейчас сказать трудно, но такова была практика согласно инструкциям, полученным из Москвы и применяемым по всему Советскому Союзу. Начальник каждый день вечером отливал из ведра пол-литровую банку чернил и выдавал под роспись дежурному.

Вертухаю надоело спокойно лежать на диване, и он начал зубами выдирать из него клочья войлока, чихая и вертя головой из стороны в сторону.

- Прекрати, поганец! И так уже весь диван изодрал! – возмутился начальник вытрезвителя и для убедительности запустил в шалуна форменной фуражкой, которая спикировала прямо на голову собаки.

Вертухай повыпендривался на диване в головном уборе, а когда фуражка слетела, то спрыгнул на пол и стал гоняться за своим хвостом, пытаясь цапнуть его зубами. Однако хвост, не давая себя укусить, убегал прочь, и Вертухай завертелся юлой по кабинету, подпрыгивал и по какой-то невероятной траектории переместился в угол и плюхнулся в ведро с чернилами. Оно опрокинулось, и красящая жидкость залила полы в кабинете.

Сам Вертухай мокрый, как суслик, вылез из ведра, а Виктор Иванович недоумённо смотрел на происходящее, не зная, что предпринять. Потом он нагнулся, чтобы поднять опрокинутое собакой ведро. Вертухай в это время судорожно дёрнулся всем телом, как это всегда делают мокрые собаки, стряхивая с себя воду. Веер фиолетовых брызг окатил Виктора Ивановича с ног до головы, запачкав и новые брюки, и белую рубашку, и лицо.

Начальник вытрезвителя стал отмахиваться руками, словно его атаковал рой пчёл, и раскрывал рот, как выброшенная на берег зубастая щука. А Вертухай, как ни в чём не бывало, поскуливая, запрыгнул на диван и стал ждать дальнейших действий хозяина. По лицу начальника растекались фиолетовые разводы, белая рубашка превратилась в половую тряпку, а чернила попали в глаза, уши и нос.

Неожиданно двери кабинета открылись, и вошёл дежурный вытрезвителя старший лейтенант Пахомов Игорь с пустой банкой в руке.

Увидев своего начальника в столь неприглядном виде и оглядев залитый чернилами пол, Пахомов от неожиданности оторопел и тихо удивлённо спросил:

- Виктор Иванович. Что случилось?

- Не видишь что ли?! – заорал на подчиненного совершенно обескураженный начальник. – Вон обалдуй лагерный на диване лежит! В ведро сдуру сиганул, опрокинул его, все чернила разлил и меня всего замарал.

- Боже мой! Какой кошмар! Так идите в душ помойтесь, грязную одежду снимите, а я уборщицу позову. Пусть полы помоет.

- А во что я переоденусь? Что мне теперь голышом ходить, как наши алкаши? Не забудь мне номер на спине нарисовать! Ты что стоишь и пустой банкой трясёшь?!

- Так за чернилами пришёл. Кончились. А там двоих пьяных доставили.

- Какие чернила?! Мать твою…!! Не видишь – все вылились!

- А чем мне алкашей метить?

- Не сообразишь, что делать? Снять штаны и бегать! В приёмной за дверьми банка с зелёной краской стоит. Вот и мажь ею своих бухариков.

МАНЕКЕН

Мой неглубокий сон нарушил испуганный, пронзительный крик моей жены Марии, которая вернулась с работы домой немного позже, чем обычно и открыла дверь своим ключом. Я вскочил, как ошпаренный. Бросился на вопли супруги и едва успел подхватить под руки медленно оседающую на пол и теряющую сознание Машу. Детей, по счастью, дома не оказалось, так как их загодя отправили к бабушке. Дверь в ванную комнату была настежь открыта. Видно супруга, придя с работы, хотела помыть руки и…, увидев в ванне мёртвого голого мужчину, с перепуга подумала, что это я. Нервы её не выдержали, и от шока она упала в обморок. Пришлось срочно приводить свою половину в чувство. Вскоре она пришла в себя, и поэтому вызывать «Скорую помощь» не понадобилась.

Я объяснил жене ситуацию и причину, по которой в ванне оказался голый покойник. Мария нервно засмеялась и возмущенно отчитала меня: "Вечно у тебя сюрпризы! Сейчас же перенеси это дурацкое чучело на балкон. Надо же было додуматься - в ванну его положить! Другого места не нашёл? Комик жизни!"

С угрюмым виноватым видом побитой и обруганной собаки я отволок манекен на балкон, потом извинился за страшный сюрприз перед женой и снова лёг подремать. Но мне сию же секунду приснился скелет, который, клацая челюстями, душил меня за горло и пытался утопить в ванне со словами: "Ты! Чучело гороховое! Зачем меня в ванну принёс?!" Я тот час же проснулся в холодном поту с больной головой и больше уже заснуть не смог.

В час ночи я выволок с балкона пугало, заворачивать его во что-либо не стал: "В такое время никто не увидит, да и простыню жалко!"

Прихватил сумку с одеждой и поспешно вышел на лестничную клетку.

Неожиданно навстречу мне поднимается соседка Вера Максимовна с собакой Радой. Старой женщине не спалось. Её мучила бессонница, и она решила в столь поздний час выгулять своего пса. Увидев меня с мертвецом наперевес, собачница закрыла лицо руками и истошно заверещала. Собака залилась злобным лаем и вцепилась манекену в ногу, чуть не сломав себе зубы, но тому укус псины был как мёртвому припарка.

"Не нашла другого времени для прогулок!" - подумал я, а вслух произнёс:

- Не бойся, Максимовна. Это всего лишь кукла. Обыкновенная кукла. Извини за то, что напугал тебя.

Раде я крикнул:

- Фу! Зверюга!

Собака замолчала и посмотрела на меня недоумённым взглядом: "Чего это сосед по ночам кого-то таскает?"

А я понес «укушенного» и сумку с вещами вниз.

ДВА БРАТА-АКРОБАТА

Утром бригадир приволок убитого сеголетка и заявил:

- Скулу сниму - сапку сосью. Тусу в леску кину – гольцы скусают. Волки больсе не плидут. Усли к длугому табуну.

Недели через две Миша сказал:

- Пойду, однако, к плотоке схосу. Утосек постлеляю. Лапсы сахотел. А вы тут смотлите, стобы волки не подклались. Серт их снает! Опять могут прийти. Динка со мной пойдёт, а Лайка с вами останется, – распорядился бригадир. Он взял своё охотничье ружье и пошагал к протоке добывать уток.

Спустя полчаса после ухода главного пастуха к палатке подъехал вездеход с геологами. Один из них, худой, как скелет, обратился к сторожам:

- Ребята! С продуктами проблема. Дайте одного оленя!

- А вы чем расплачиваться будете? – спросил Иван.

- Два пузыря, и «дело в шляпе», - ответил скелет и протянул ребятам две бутылки Московской водки.

- Ловите любого. Вон их сколько, – сказал Василий, беря бутылки.

- Нам бы лучше важенку. У неё мясо нежней, – встрял в разговор рыжий водитель вездехода.

- Да берите, какого хотите, – ответили добрые пастухи.

Геологи достали из вездехода верёвку с петлёй, сделанной из тонких полосок оленьей кожи. Это нехитрое приспособление для ловли оленей называется тынзян. Но ловцы они были никудышные, распугали всех животных, извозились с ног до головы в грязи, но оленя так и не поймали. Иван, имевший некоторый опыт в ловле оленей, не без труда заарканил одну важенку и передал конец верёвки геологам, которые притащили кричащее, брыкающееся животное к палатке, связали ему ноги и забросили в кузов вездехода.

- Ну, пока, мальчики. Будьте здоровы. Не поминайте лихом, - сказал на прощанье «скелет», забрался в кабину к водителю, и вездеход, взревев голодным медведем, подминая под себя гусеницами ягель и мелкий кустарник, умчался в геологическую партию. Сегодня у разведчиков подземных недр будет праздник с гуляшем из свежего оленьего мяса, приправленного черемшой и острым перцем.

Свой праздник состоялся и у братьев Зотовых. Выпив за разговорами бутылку водки и закусив литровой банкой мясных консервов, они не заметили, как солнце стало клониться на закат. Нежданно-негаданно вернулся Миша без трофеев и злой, как собака:

- Ути все улетели. Сля ходил. Устал, однако! Посему пьете бес Миса? Где всял охненная вода?

Абориген опытным взглядом следопыта осмотрел землю около палатки и увидел следы вездехода, помятую траву и кусты, а также обратил внимание на чужой тынзян, забытый рассеянными любителями оленины.

- Эспедисия был?! Олесу водка менял? Сасем олесу ловили? Дилектол шибко вас лугать пудет! Мису тосе матюком облосит! Под сопу коленом всех выхонет! Сто вы наделали, два мудосвона?!

- Ты, черножопый! Полегче на поворотах! Хочешь по соплям получить? Скажешь директору о том, что волки не одного, а двух оленей зарезали. И все дела. Садись лучше с нами, да выпей! – предложил бригадиру Василий, наливая в стакан водки из второй бутылки и пододвигая его к Мише.

Но упрямый честный коряк на компромисс с расхитителями народного добра идти не желал и стал на них кричать:

- Я – челносопый?! Вы сами челносопые! Миса с волами пить не пудет! Засем олесу своловали и на водку пломеняли? Волсок один олеса кусал, засем на него все васы плоделки весать? Завтла се идите домой! Я с вами лаботать не хосю! Челти челносопые!

- Ну, ты, коряк, достал нас! Вася, понесли его к речке, пусть охолонется, – сказал Иван.

Зотовы схватили бедного Мишу за руки и за ноги, приволокли к реке и бросили в воду. Быстрое течение понесло бригадира, как щепку, но тому удалось выбраться на берег. Купальщик подошёл к палатке. С него ручьями стекали потоки воды и грязи. Братья, одурев от водки, снова двинулись на бригадира. Неизвестно, чем этот нешуточный конфликт мог бы закончиться. Возможно, кормить бы Мише гольцов в речке вместе с убитым волком. Но бригадир схватил ружьё и направил стволы в сторону обидчиков:

- Не потхоти – упью!

Идти на амбразуру у шалопаев никакого желания не было, и они ретировались в палатку. Допили водку и легли спать.

А Миша исчез. Он за ночь отмахал пешком полста километров до усадьбы совхоза села Манилы и обо всём рассказал директору.

Ближе к обеду следующего дня разъяренный Филипчук в сопровождении Миши и парторга Зырина на вездеходе примчался на чабанскую точку. Хулиганов нигде не было видно. Заглянули в палатку. Они дрыхли там без задних ног. На полу валялись две пустые бутылки из-под водки, и очень сильно воняло перегаром с примесью запаха дикого чеснока.

Филипчук самолично вытащил раздолбаев за ноги на улицу, стал их расталкивать, тормошить, но те только мычали, как годовалые бычки, мотали головами с бессмысленным отрешённым взглядом и отмахивались от директора, как от назойливой мухи. Видно для двух молодых парней литр водки оказался чересчур большой дозой. Директору с парторгом ничего не оставалось делать, как забросить бесчувственные тела хануриков в кузов вездехода и привезти их в Манилы.

ПРОБЕЛ В ЗАКОНЕ

Стоял вопрос о привлечении Кительхута Василия к уголовной ответственности за угон баржи.

- Вася! Зачем же ты, негодник, угнал баржу? – спросил я у аборигена.

- Покатаса хотела, насяльника? - прозвучал вполне внятный ответ.

- Так, ты же постоянно катался на баржах с баржевиками! Тебе что, мало?

- Однако, мало, покасалось. Хотела Вася сама хосяином попыть. Сама леске плыть.

- Выучился бы на баржевика, да и плавал бы себе, сколько душе угодно.

- Классов мало консил, насяльника. Не всяли. А дуса сисас сахотела.

- Пьёшь много, Василий, люди говорят!

- Сё там говолят?! Блесут люди! Все пьют, и Вася сють-сють пьёт.

- Чуть-чуть пил бы, не угнал бы баржу.

- И то велно, насяльника.

- Вчера вечером опять на барже гудели?

- То Иголь угосял.

- Ты у него судно угнал, и он же ещё тебя же и угощал? Хороши порядки!

- Так полусилось. Я исвинился - Иголь угосял. Я ему потом мотол помогу пелеблать. Я обесял.

- Проспался ли, Василий? Или болеешь со вчерашнего?

- Ни в одном гласу! Но баска болеет. Дал бы, насяльника, похмелися!

- Дал бы, да нет. На сенокосе всё выпили. Скажи, Вася, а зачем ты на барже стриптиз устроил? – спросил я угонщика.

- Какой сюлплис?

- Ну, голый на палубе сидел и на балалайке играл?

- А! Сюлплис! Это я водку допил, мало-мало сопласал. В гласах два коса. Хотел объехать и на мель сел. Посол посмотлеть, да в воду упал. Салес на балса, одёса снял, сусить повесил. Никого се нет! Сам иглать стал на балалайка и песня петь.

- И чего же ты пел?

- Как по Пенсине леке плыла Вася на балсе! Холосо! Холосо! Однако!

- И всё?

- Нет! Исё. К Васе миса-сайтан ходил. Пил огненная вода! Холосо! Холосо! Однако!

- Ты что? Медведя водкой поил?

Тут путешественник рассказал мне подробно обо всех деталях своего похода на барже в верховья реки Пенжины.

Ради объективности следует сказать о том, что мне частенько приходилось плавать на баржах, когда была нелётная погода, и авиация не работала.

На берегу реки я видел немало бурых медведей, которые смотрели в нашу сторону, жалобно ревели и поднимали кверху правую лапу.

- Что это мишки голосуют? – спрашивал я речников.

- Водки просят! Опохмелиться. Болеют, – отвечали те.

«Русские не только аборигенов Камчатки к спиртному приобщили, но, похоже, что всех медведей в Корякии тоже споили. До чего довели бедных зверей. С протянутой лапой стоят!» - с сожалением подумал я о последствиях пьянства коряков и бурых медведей.

Надо сказать и о том, что я не смог привлечь Василия Кительхута к уголовной ответственности. В уголовном кодексе были статьи за угон самолета и парохода, за угон автомашины и мотоцикла, была даже статья за угон паровоза. Но не было статьи за угон баржи. Это было упущение наших законодателей. Это был явный пробел в законе.

МУЖСКОЕ ДОСТОИНСТВО

          Начальник следственного отделения Хахалев задержал Фокину Елену в качестве подозреваемой на трое суток и поместил её в камеру предварительного заключения. Сам же первым делом поместил мужское достоинство в 3-х литровую банку с медицинским спиртом и второпях без задней мысли поставил стеклянный сосуд на подоконник, вместо того, чтобы спрятать его в стол или сейф.

         В кабинет руководителя следователей, как бы невзначай, мимоходом стали заскакивать мужчины, которые просили закурить, в то время как в карманах их одежды лежали полные пачки курева. Стрельнув сигарету и посмотрев на окно, где стояла банка, удивлённо хмыкали, качали головами и, затянувшись табачным дымом, быстро исчезали. Женщины забегали «на минутку», робко протискивались к окну, просили ручку или лист бумаги, мельком глянув на банку, смущенно хихикали и торопливо убегали прочь.

         Вскоре к кабинету уже стояла длинная очередь любопытных, жаждущих взглянуть на отрезанный дар божий. Толпа волновалась, бурлила, гомонила и стремилась попасть внутрь, как будто это был не кабинет, а Кунсткамера зоологического музея города Ленинграда. В конце концов, сигареты у Бориса Николаевича закончились, бумаги осталось только 2-а листа, а шариковой ручки вообще ни одной.

         Начальнику самому хотелось закурить, но пачка уже давно была пуста. Тогда он решил пойти и стрельнуть сигарету, открыл дверь и увидел длинную вереницу возбуждённых людей с горящими глазами, которые пытались попасть в его кабинет. Тут Хахалев понял, почему искурили все его сигареты и исписали все ручки и бумагу. Начальник окинул строгим взглядом очередь, которая змеёй извивалась по всему коридору, усмехнулся и доброжелательно пригласил: «Следующий!».

         Вернувшись в кабинет с опухшими от желания курить ушами, Борис Николаевич спрятал банку со спиртом и мужским достоинством в сейф. Следом зашла пожилая уборщица баба Катя, которая со скандалом: «Я здесь давно стою!» - пробилась к заветной двери.

        - Боря! Я хотела посмотреть «это». Где «оно»? – требовательно проговорила шустрая бабуся.

        - Тетя Катя! Рехнулась под старость? Ты что? «Это» в своей жизни никогда не видела что ли?

        - Видела, сынок, ох как много видела, но отрезанного ни разу не встречала. Хоть бы одним глазком поглядеть!

        - Иди тётя Катя. Иди с богом. Неприлично «это» разглядывать…

        - А им что, прилично?! – указала бабуля на дверь, имея в виду находившихся за ней людей.

        - Скажи всем в коридоре, что приём окончен и музей закрыт. Пусть они идут и работают, а не занимаются ерундой.

        Старушка обиженно скривила губы и, не удовлетворив любопытства, не солоно хлебавши, вышла вон. Очередь не расходилась, а наоборот становилась все больше и больше. Тогда Борис Николаевич вскипел, затравленным волком выскочил в коридор и на весь отдел громким голосом заорал:

         - Вы что!? Хрена не видели?! – при этом громко хлопнул дверью, закрыл её на ключ, и выбежал на улицу покурить и обдумать: «Что же делать дальше?»

Очень надеюсь, что книга Вам понравится. И Вы порадуете автора своими прекрасными отзывами.

Рина.